Повѣда намъ отець Пафнутие: "Въ время, въ неже бысть великий моръ, в лѣто 6935-го, а мерли болячкою, глаголемою прыщемъ: кому умереть, и прыщь той на немъ синь [л. 30 об.] бываше, и, три дни болѣвъ, умираше. И которыи себе берегли, и они съ покааниемъ и въ черньцехъ животъ скончеваху. Елици же нечювъствени, питию прилежаху, занеже множество меду пометнуто и презираемо бѣ, они же въ толико нечювствие приидоша злаго ради пианьства: единъ отъ пиющихъ, внезапу падъ, умираше, они же, ногами подъ лавку впихавъ, паки прилежаху питию. И не точию медъ небрегомъ бѣ тогды, но и ризы, и всяко богатьство. Которымъ же живымъ быти, ино на нихъ болячька та черлена; и много лежать, да мѣсто то выгниетъ, – и не умираютъ. И не много тѣхъ, но мало зело осташася людей. И тии точию злато и сребро възимаху, [л. 31] а о иномъ небрегуще ни о чемъ.
      Наказание же то Божие, яко вѣдомо Богъ сотвори, кому умрети или живу быти, занеже въ три дни мочно покаятися и въ черньци пострищися. Елици же нечювьствиемъ содержими, и въ такомъ наказании и гнѣвѣ Божии, посланнѣмъ отъ Бога, погибоша, яко нечювьствении скоти. Мало же и рѣдко остася людей".
      Глаголаше же блаженный отець Пафнутие, яко въ той моръ нѣкая инокини умре – и помалѣ въ тѣло возвратися. Глаголаше же, яко многи видѣ тамо: овы въ раи, инии же въ муцѣ, и ото иноческаго чину, и отъ сущихъ въ мирѣ. И елицѣхъ повѣда, и разсудиша: по житию ихъ, – и обрѣтеся истина.

О великомъ князе Иване Даниловиче [л. 31 об.]

      "Видѣ, – глаголаше, – въ раи князя великаго Ивана Даниловича"; нарицаху же его Калитою сего ради: бѣ бо милостивъ зѣло и ношаше при поясѣ калиту, всегда насыпану сребрениць, и, куда шествуя, даяше нищимъ, сколько вымется. Единъ же отъ нищихъ вземъ отъ него милостыню, и помалѣ той же прииде, онъ же и вторицею дасть ему. И паки, отоинуду зашедъ, просяше, онъ же и третие дасть ему, рече: "Възми, несытый зѣници". Отвѣщавъ же, онъ рече ему: "Ты несытый зѣницы: и здѣ царствуешь, и тамо хощеши царствовати". И отъ сего явѣ есть, яко отъ Бога посланъ бяше, искушая его и извѣщая ему, яко по Бозѣ бяше дѣло его, еже творить. [л. 32]

О видѣнии сна великого князя Ивана Даниловичя

      Сий видѣ сонъ: мняшеся ему зрѣти, яко гора бѣ великая, на верху еа снѣгъ лежаше; и зрящу ему, абие, истаявъ, снѣгъ изгыбе, и помале такоже и гора изгибе. Възвѣсти же видѣние преосвященному митрополиту всея Руси Петру. Онъ же рече ему: "Чадо и сыну духовный! Гора – ты еси, а снѣгъ – азъ. И преже тебѣ мнѣ отойти отъ жизни сеа, а тебѣ – по мнѣ". И перьвѣе преосвященный митрополитъ всея Руси Петръ преставися, въ лѣто 6834, декабря въ 21, а князь великий Иванъ Даниловичъ 849-е преставися. И добрыхъ ради его дѣлъ преже реченная инокини видѣ его въ раю.
      И шедъ же оттуду и мѣста мучнаго не [л. 32 об.] дошедъ, и видѣ одръ и на немъ пса лежаща, одѣяна шубою соболиею. Она же въпроси водящаго ея, глаголя: "Что есть сие?" Онъ же рече: "Се есть щерьбетьника сего гарянинъ, милостивый и добродѣтелный. Неизреченныя ради его милостыни избави его Богъ отъ муки; и яко не потщася стяжати истинную вѣру и не породися водою и Духомъ, недостоинъ бысть внити въ рай, по Господню словеси: "Иже не родится водою и Духомъ, не внидетъ въ Царство Небесное". Толико же бѣ милостивъ: всѣхъ искупая ото всякия бѣды и отъ долгу, и пускаше, и, по ордамъ посылая и плененыя христианы искупуя, пущаше; и не точию человеки, но и птица, ото уловившихъ искупуя, пускаше. Показа же Господь по человѣческому обычяю: [л. 33] зловѣриа ради его – въ песиемъ образѣ, милостыни же честное – многоцѣнною шубою объяви, еюже покрываемъ, избавление вѣчныя муки назнамена. Тамо бо и невѣрныхъ душа не въ песиемъ образѣ будуть, ниже шубами покрываются, но, якоже рѣхъ, псомъ зловѣрие его объяви, шубою же – чесное милостыни. Виждь ми величество милостыни, яко и невѣрнымъ помогаетъ!

О Витофте

      Потомъ же веде ея въ мѣсто мучениа, и многи видѣ тамо въ мукахъ, ихже сложиша по житию, и обрѣтеся истинна. Видѣ тамо во огни человѣка, велика суща въ здѣшней славѣ, латыньския вѣры суща, и мурина страшьна стояща, и емлюща клещами изо огня златица, и въ ротъ мечюща ему, и глаголюща сице: [л. 33 об.] "Насытися, окаанне!" И другаго человѣка, въ сей жизни прозваниемъ "Петеля", иже у велика зѣло и славна человѣка любимъ бѣ и отъ таковыя притча неправедно стяжа множество богатьства, – и того видѣ нага и огорѣвша, яко главню, и носяща обоими горьстьми златица, и всѣмъ глаголаше: "Возмите!" И никтоже рачаше взяти.
      И сиа показана бысть человѣческимъ обычаемъ, яко неправды ради, и лихоимства, и сребролюбиа, и немилосердиа таково осужение приаша. Тамо бо осуженныи не имуть ни златиць, ни сребрениць, и даемы – никтоже требуетъ ихъ взяти, но показа Господь тѣмъ образомъ, чего ради осужини быша; не точию же тѣхъ, но и добродѣтели прилежащихъ телеснымъ образомъ показуеть, [л. 34] чесо ради спасени быша.