Viro ecclesie pio, Henrico regi В[runo], hic, quid nisi miser tantum? Quicquid regem decet et cuncta cernenti domino Deo placet, dubio procul sapiat religiosus rex.
      Est nemo vivens super terram qui plus diligat vestram salutem secundum Deum, et qui plus velit omnem vestrum honorem secundum seculum multo labore plenum. Frater vester optime carus, episcopus Bruno, cum moram facerem in terra Ungrorum, dixit mihi, vos о rex, piam sollicitudinem circa me habere, et valde nimis timere, ne vellem perire. Quod utique fecissem et facio, nisi prohiberet, qui adhuc prohibet, clemens Deus et senior meus sanctissimus Petrus.
      Reddat tibi Deus meritum in terra viventium, quia egregius rex, tu qui debes pene procurare totum mundum, de me, minimo servo tuo, ne perirem, dignatus es in nomine Domini habere hanc nobilem curam. Gratias Deo! tu, cum sis rex secundum sapientiam, quam tibi Deus dedit, studium habes, ut sis bonus et catholicus rector, sis etiam qualem habere necesse est, sancte ecclesie pius et districtus auriga. Similiter et nos, miseri qualescunque, tamen tui, ne hanc vitam in vanum consumamus et nudi inveniamur in die mortis, quantum sola misericordia Sancti Spiritus fiat, operari, laborare studium mittimus secundum illud optimi Pauli: Non facio animam meam pretiosiorem quam me. Ergo quantum ad me, nihil nisi malum facio tantum; quantum vero ad Dominum, ubi vult, citius dicto facit omne bonum. Opera Dei revelare et confiteri honorificum est; maxime vobis tacere non debeo, cuius sancta persuasione episcopus sum, qui de sancto Petro evangelium Christi gentibus porto.
      Certe dies et menses iam complevit integer annus, quod ubi diu frustra sedimus, Ungros dimisimus, et ad omnium paganorum crudelissimos, Pezenegos, viam arripuimus.
      Senior Ruzorum, magnus regno et divitiis, unum mensem retinuit me, et retinens contra voluntatem, quasi qui sponte me perdere voluissem, sategit mecum nе ad tam inrationabilem gentem ambularem, ubi nullum lucrum animarum, sed solam mortem et hanc etiam turpissimam invenirem. Iam cum non potuit, et de me indigno visio quedam eum terruit, duos dies cum exercitu duxit me ipse usque ad regni sui terminum ultimum, quem propter vagum hostem firmissima et longissima sepe undique circumclausit. Salit de equo ad terram; me preeunte cum sociis, illo sequente cum maioribus suis egredimur portam. Stetit ipse in uno, nos stetimus in alio colle; amplexus manibus crucem Christi ferebam, cantans nobile carmen: Petre, amas me? pasce oves meas! Finito responsorio misit senior maiorem suum ad nos in haec verba: "Duxi te, ubi mea desinit terra, inimicorum incipit. Propter Deum rogo, ad meum dedecus ne perdas iuvenem vitam. Scio cras ante tertiam sine fructu, sine causa debes gustare amaram mortem". Remisi: "Aperiat tibi Deus paradisum, sicut nobis aperuisti viam ad paganos".
      Quid plura? nemine nocente duos dies ivimus; tertia die, quae est sexta feria, tribus vicibus, mane, meridie, nona omnes ad occisionem flexa cervice ducebamur, qui totiens ab occurrentibus nobis hostibus, – sic dixit Deus et dux noster Petrus – mirabili signo inlaesi exivimus. Dominica ad maiorem populum pervenimus et datum est spatium vivendi, donec per currentes nuntios universus populus congregaretur ad concilium. Ergo ad nonam alia die dominica vocamur ad concilium, flagellamur, nos et equi; occurrunt vulgus innumerum cruentis oculis, et levaverunt clamorem horribilem; mille securibus, mille gladiis super nostram cervicem evaginatis in frusta nos concidere minantur; vexati sumus usque ad noctem, tracti in diversam partem, donec qui nos de manibus eorum bello rapuerunt, maiores terrae audita nostra sententia cognoverunt, ut sunt sapientes, quod propter bonum intravimus terram eorum. Ita sicut iussit mirabilis Deus et pretiosissimus Petrus, quinque menses in eo populo stetimus, tres partes circuivimus, quartam non tetigimus, de qua meliorum nuntii ad nos venerunt. Circiter trigintа animas christianitate facta, in digito Dei fecimus pacem quam, ut illi dixerunt, nemo praeter nos facere posset. "Нес pax, – inquiunt, – per te facta est. Si firma erit, sicut doces, omnes libenter erimus christiani. Si ille senior Ruzоrum in fide titubaverit, debemus tantum intendere bello, non de christianitate".
      Hac ratione perveni ad seniorem Ruzorum, qui satisfaciens propter Deum dedit оbsidem filium. Соnseсravimusque nos episcopum de nostris, quem simul cum filio possuit in terrae medium. Et facta est ad maiorem gloriam et laudem salvatoris Dei christiana lex in pessimo et crudelissimo populo, qui sunt super terram, omnium paganorum.
      Ego autem nunc flecto ad Pruzos, ubi qui praecessit, praecedere debet, qui illa omnia fecit et nunc facere debet, clemens Deus et senior meus pretiosissimus Petrus. Audivі etiam de nigris Ungris ad quos, quae numquam frustra vadit, sancti Petri prima legatio venit, quamvis nоstri – quod Deus indulgeat – cum peccato magno aliquos сecarent; quod conversi omnes facti sunt christiani. Нaес omnia sola gloria Dei et optimi Petri; quantum ad me, nihil nisi peccatum, et hoc ipsum bonum perditum, nisi miserans Deus propter se faciat, augeat et addat propter sanguinem sanctorum et specialius eorum, qui nostro aevo effusus super terram.
      Mi senior, omnia bona fecisti ad meam causam. Deus tibi retribuat mercedem in resurrectione iustorum, maxime quia curam geris mei, ne pro errore iuventutis secularia agam et spiritualia deseram. Inde erat, quod me abeunte videbaris irasci. Inde etiam fuit, quod me et plura mea, digna risui, ad circumstantes heroas me absente irrisisti. Quae tria, timorem, iram et derisum, nisi me diligeres, nunquam circa me haberes, et nisi tu bonus esses, certe nunquam, quod tibi in me malum videbatur, odio haberes. Dico pro consolatione: quantum vult sanctus Deus misereri, pio Petro agente, nolo perire, qui cum sim in me turpis et malus, dono Dei vellem esse bonus. Dico pro oratione: omnipotens et misericors Deus et me corrigat antiquum peccatorem, vosque faciat de die in diem nunquam mortuo bono opere meliorem regem.
      Si quis etiam hoc dixerit, quod huic seniori fidelitatem et maiorem amicitiam porto, hoc verum est; certe diligo eum ut animam meam, et plus quam vitam meam; sed quem nihil latet, pretiosum testem habeo communem Deum, non contra gratiam vestram diligo eum; quia quo plus possum, ad vos volo convertere illum. Ut autem salva gratia regis ita loqui liceat: bonumne est persequi christianum et habere in amicitia populum paganum? Quae conventio Christi ad Belial? quae comparatio luci ad tenebras? quomodo conveniunt Zuarasiz diabolus, et dux sanctorum vester et noster Mauritius? qua fronte coëunt sacra lancea et, qui pasсuntur humano sanguine, diabolica vexilla? Non credis peccatum, о rex, quando сhristianum сaput, quod nefas est dictu, immolatur sub daemоnum vexillo? Nonne melius esset talem hominem habere fidelem, cuius auxilio et consilio tributum accipere et sacrum, christianissimum facere de populo pagano pоsses? О quam vellem non hostem, sed habere fidelem, de quo dico, seniorem Воzeszlаvvm! Respondebis forsitan: "Volо". Ergo fac misericordiam, postpone crudelitatem; si vis habere fidelem, desine persequi; si vis habere militem, fac cum bono, ut delectet. Cave, о rех, si vis omnia facere cum potestate, nunquam cum misericordia, quam amat ipse bonus, ne forsitan irritetur qui te nunc adiuvat, Iesus. Nec contradicam regi; fiat sicut Deus vult et tu vis. Nonne melius pugnare cum paganis propter christianitatem, quam christianis vim inferre propter secularem honorem? Certe homo cogitat, Deus ordinat. Nonne cum paganis et christianis hanc terram in viribus regni rex intravit? quid tum? sanctus Petrus, cuius tributarium se asserit, et sanctus martyr Adalbertus nonne protexerunt? Si adiuvare nollent, nunquam sancti, qui sanguinem fuderunt et sub divino terrore multa miracula faciunt, quinque martyres occisi in terra sua requiescerent. Mi here, non es rex mollis, quod nocet, sed iustus et districtus rector, quod placet: si tantum hoc addatur, ut etiam sis misericors, et non semper cum potestate, sed etiam cum misericordia populum tibi concilies et acceptabilem praepares. Videres plus beneficio quam bello populum adquirere, et qui nunc in tribus partibus, tunc nec in una parte bellum haberes.
      Sed hoc quid ad nos? Videat hic in sua sapientia iusti et boni tenax rex, videant et in dando consilio optimus quisque episcopus, comes et dux. Quid ad meam, immo Dei causam pertinet, unum dicam et alterum, quibus ultra non addam. Duo magna mala, quae Deus et pugnans Petrus in rudi paganismo cepere, nova ecclesia prope sentire debet. Primum, senior Bolezlavo, qui viribus animi et corporis consolari me ad convertendos Pruzos libentissime voluit, et nulli pecuniae ad hoc parcere decrevit, ecce inpeditus bello, quod sapiens rex pro necessitate dedit, iuvare me in evangelio nec vacat, nec valet. Rursum cum Liutiсi pagani sint et idola colant, non misit Deus in cor regis hostes tales propter christianismum glorioso certamine debellare, quod est iubente evangelio compellere intrare. Nonne magnus honor magnaque salus regis esset, ut aecclesiam augeret et apostolicum nomen coram Deo inveniret, hoc laborare ut baptizaretur paganus, pacemque donare adiuvantibus se hoc christianis?
      Sed in hac parte pendet omne malum, qua nec rex fidem habet Bolezlavoni, nec ipse irato regi. Eheu nostra infelicia tempora! Post sanctum imperatorem magnum Constantinum, post exemplar religionis optimum Karolum est nunc qui persequatur christianum nemo prope qui convertat paganum! Unde о rex, si dederis pacem christianis, pugnaturus propter christianitatem cum paganis, placebit tibi in die novissimo, cum, omnibus dimissis, steteris in conspectu principis eo minori dolore et gaudio maiori, quo recordareris te maiora fecisse bona. Non est quod timeat rex, ne religionis homo, memor malorum, iungat se paganis. Tantum impossibilia nolite querere: aliter quomodo rex vult noster; hic Boleslavо vos securum facit, quia in aeternum non debet dimittere, quin in expugnandis paganis semper debet vos diligentissime adiuvare et in omnibus libenter servire. О quanta bona et commoda in custodiendo christianismo et in convertendo paganismo concurrerent, si, sicut pater Mysico cum, qui mortuus est imperatore, ita filius Воlezlavo cum vobis, qui sola spes orbis superstat, viveret nostro rege!
      Inter haec non lateat regem, quod episcopus noster quem cum egregio monacho, quem nostis, Rodberto ultra mare in evangelium Suigis transmiseram, quomodo venientes nuntii verissime dixerunt, ipsum seniorem Suigiorum cuius dudum uxor christiana erat, gratias Deo! baptizavit. Cum quo mille homines et septem plebes eandem gratiam mox ut receperunt, quos ceteri indignati interficere quaerebant; spem habentes iterum reverti omnes cum episcopo, ad tempus locum dederunt. De quorum habitu et reversione ad explorandum missi nuntii cum redunt, quaecumque docent, merito ad vos, veluti ad regem qui me perfecit in evangelio, servus vester certa mandare curabo.
      Quid plura? scitote sub testimonio Christi: ubicunque possum, fidelissimus fautor sum vestrae parti. Et quamvis nesciam orare in conspectu Domini, vel non desinam latrare, ut vos benedicat salutare Dei, et in omni opere comitetur vos bona gratia Petri. Vos vero quicquid in Liuticis et Pruzis convertendis consilii vel auxilii potestis dare, ut pium regem et spem orbis decet, nolite cessare, quia circa horum paganorum dura corda convertenda flante Spiritu Sancto nоster labor nunc debet accingi, omnisque opera et studium pugnante Petro indefesse consumi.
      Vаlе, о rex! vive vere Deo, memor bonorum operum; morere senex virtutum et plenus dierum.

Перевод А. Ф. Гильфердинга

      Мужу, преданному церкви, королю Генрику Б[рун], который что иное, как не жалкое существо? То, что прилично королю и угодно всевидящему Господу Богу, без сомнения должно быть известно благочестивому королю.
      Нет никого, живущего на земле, кто более [нежели я] любит ваше спасение в Господе и более желает вам всяческой чести в мире сем, полном тяготы. Ваш дражайший епископ Бруно сказал мне, когда я пребывал в земле венгров, что вы, король, питаете благосклонную обо мне заботливость и чрезвычайно боитесь, чтобы я не погиб. Это действительно было бы со мной тогда, и теперь бы случилось, если бы не возбранял, и теперь, и тогда, милосердый Бог и господин мой святейший Петр. Воздай тебе Бог на земле живущих за твою заслугу, что ты, доблестный король, который должен управлять едва не целою вселенной, удостоил иметь об моей участи, меньшего из рабов твоих, столь благородную заботу во имя Господне. Слава Богу! ты, следуя в королевском сане мудрости, которою тебя Бог одарил, стараешься быть благим и католическим правителем, быть таким благочестивым и крепким кормчим, какого должна иметь святая Церковь. Подобным образом и мы, — будучи твоими, сколь мы ни убоги, — стараемся трудиться и работать, поскольку внушает нам единая милость Духа Святаго, дабы мы не истратили напрасно сей жизни и не оказались нагими [от добрых дел] в день смерти; [стараемся] по слову блаженного Павла: не творю души своей честнее, чем себя. Итак сам по себе, не делаю ничего, кроме зла; а что до Господа, то, где Он хощет, скорее, нежели успеешь сказать, творит Он всякое благо. Достойно раскрывать и объявлять дела Божии. В особенности же пред вами умолчать их не могу, так как вследствие ваших святых увещаний, я стал епископом, который по примеру святого Петра приношу Евангелие Христово языкам.
      Наверное, дни и месяцы исполнили уже целый год, с тех пор как мы, пробыв долго понапрасну между Венграми, оставили их и направили путь свой к жесточайшим из всех язычников, Печенегам.
      Государь Русов, великий державою и богатством, месяц удержал меня и противясь моему намерению, как будто бы я хотел добровольно погубить себя, старался убедить меня, чтобы я не шел к столь неразумному народу, где не мог бы снискать душ [для спасения], а лишь найти смерть, и то постыднейшую. Как он уж не мог [склонить меня] и его устрашило некое видение обо мне недостойном, то он два дня проводил меня сам с войском до последнего предела своего государства, который [предел] он, по причине скитающегося неприятеля, оградил отовсюду самым крепким частоколом на весьма большое пространство. Он слез с коня на землю; я шел впереди с товарищами, он следовал с своими старшинами, и так мы вышли за ворота; он стал на одном холме, мы стали на другом. Обнимая руками крест, я нес его сам, и пел великолепную песнь: Петр, ты любишь меня, паси овцы мои! Когда кончен был антифон, государь послал старшину своего к нам с сими словами: "Я довел тебя до места, где кончается моя земля, начинается неприятельская. Ради Бога прошу тебя не погубить, к моему бесчестию, жизнь свою понапрасну. Знаю, завтра прежде третьего часа, без пользы, без причины, вкусишь ты горькую смерть". Я послал ответ: "Да откроет тебе Бог рай, как ты открыл нам путь к язычникам".
      Что же? никем невредимы шли мы два дня; на третий день, 6-го февраля, три раза, утром, в полдень, в девятом часу, вели нас всех, с согбенными шеями, на убиение, нас, которые столь часто уходили от устремлявшихся на нас врагов (по слову господина и вождя нашего Петра) безвредно, дивным знамением. В воскресенье достигли мы более многочисленного народа; нас оставили жить, пока через поспешных вестников созван будет весь народ на собрание. И так в другое воскресенье, в девятом часу, зовут нас перед собрание, бьют нас, самих и коней наших; бросается на нас многочисленная толпа с кровавыми глазами и поднимает страшный вопль; тысячью секир, тысячью обнаженных над нашими шеями мечей вотще угрожают они изрубить нас. Мучили нас до ночи, увлекли в разные стороны: пока старшины земли силою вытащили нас из их рук, и услышав наши речи, поняли, как люди разумные, что мы для добра вступили в их землю. Таким образом, соизволением дивного Бога и честнейшего Петра, пробыли мы пять месяцев у этого народа, обошли три его части, не коснулись четвертой, откуда пришли к нам вестники от лучших людей. Приведши около тридцати душ в Христианство, мы, помощью Божьего перста, утвердили мир, которого, как они [то есть печенеги] сказывали, никто кроме нас не мог бы сделать. "Этот мир, говорили они, сделан тобою. Если он будет прочен, то мы все охотно примем Христианство, как ты нас учишь. Если же государь Русов станет колебаться в верности [миру], то мы просто будем воевать с ним, без ущерба Христианству".
      С этим пришел я к государю Русов, который, ради дела Господня удовлетворяя моей просьбе, дал в заложники сына. И мы посвятили в епископы одного из своих, и он [то есть русский государь] отправил его вместе с сыном своим в середину земли [Печенежской]. И водворился, к большей славе и хвале Спасителя Бога, Христианский закон сpеди самого дурного и жестокого из всех языческих народов, какие существуют на земле.
      Я же теперь отправляюсь к Прусам, куда должен предшествовать мне Тот, кто предшествовал доныне, милосердый Бог, и господин мой честнейший Петр, и где Он должен сотворить все, что сотворил [у других народов]. Я слышал о Черных Уграх, к которым в первый раз пришло никогда не ходящее вотще посольство святого Петра, [я слышал,] что невзирая на некий великий грех, ослеплявший наших (да простит его Бог!), они все обратились и сделались Христианами. Это все единственно слава Божия и благого Петра; что до меня, то мне не принадлежит ничего, кроме греха; и самое добро [Божие] было бы [во мне] потеряно, если бы сам Бог не творил [его во мне], не умножал и не усугублял его, ради крови святых и особливо тех, которые пролили ее в наш век на земле.
      Государь мой! ты сделал всяческое добро в отношении ко мне. Воздай тебе Бог мзду при Воскресении праведных, особливо за то, что ты заботишься обо мне, как бы я из заблуждения молодости не предался мирским делам и не покинул дел духовных. От этого-то происходило, что ты казался недовольным, когда я отправлялся в путь. От этого произошло и то, что ты, в моем отсутствии, осмеял меня и многое, что во мне есть смешного, перед окружающими тебя витязями. Эти три вещи, любовь, гнев и насмешка не были бы у тебя в отношении ко мне, если бы ты был ко мне равнодушен; и если бы ты не был добр, то никогда, конечно, не стал бы негодовать на то, что тебе казалось во мне дурным. Скажу в утешение: пока изволит Бог святый милосердствовать ко мне ходатайством блаженного Петра, я не погибну; и будучи сам по себе мерзок и дурен, желал бы, Божией благодатью, быть добрым. — Скажу, как мольбу: всемогущий и милосердый Бог и меня да исправит, давнишнего грешника, и вас да сподобит, день ото дня, посредством непрерывных добрых дел становиться все лучшим и лучшим государем.
      Если кто-нибудь скажет, что к государю этому [то есть к вам] я питаю преданность и наибольшую дружбу, то это правда; поистине я люблю его, как душу свою, и более, чем жизнь свою. Но Тот, от кого ничто не скроется, общий Бог наш, мне драгоценный свидетель, что я для вашего же блага люблю вас, потому что, сколько могу, хочу преклонить Его к вам. Так если можно, с позволением короля, сказать это: хорошо ли преследовать Xристианина и вести дружбу с народом языческим? Какой договор Христа с Велиаром, какое соглашение света со тьмою? каким образом сходятся вместе Сварожич или диавол и вождь святых, ваш и наш покровитель, Маврикий? под каким видом встречаются друг с другом священное копье и насыщаемые человеческою кровью диавольские знамена? Разве не считаешь ты за грех, о король, когда Христианская глава, — ужасно сказать! — приносится в жертву пред знаменем бесов? Не лучше ли бы было иметь союзником такого человека, помощью и советом которого ты мог бы получать дань и водворять святое Христианство в языческом городе? О как бы я желал иметь не врагом, а союзником того, о котором говорю, государя Болеслава! Быть может, ты ответишь: "Я желаю". Так сотвори милосердие, отложи злобу; если хочешь иметь его союзником, перестань его преследовать; если хочешь иметь его своим рыцарем, сделай это посредством добра, чтобы его привлечь. Берегись, король, если ты станешь все делать властью, а ничего милосердием, которое любит благий Иисус, чтобы Он, ныне за тебя поборающий, от тебя не отвратился. Но я не стану противоречить королю. Будь, как угодно Богу и как ты хочешь. Не лучше ли сражаться с язычниками за Христианство, чем делать Христианам насилие из мирского честолюбия? Поистине, человек предполагает, Бог располагает. Не вступил ли король [то есть не вступил ли ты, король] с язычниками и Христианами, во всeй силе своего государства, в землю эту [то есть в землю Болеслава, в Польшу]? и не защитил ли ее однако святой Петр, коего данником он [Болеслав] себя признает, и святой мученик Адальберт? Разве пятеро святых, проливших кровь свою и сотворивших, под устрашающим покровом Божиим многие чудеса, почили бы в земле его [Болеслава], там убитые, если бы они не хотели помогать ему? Господин мой, ты не слабодушный король, что было бы вредно, но справедливый и крепкий правитель, что всем нравится: только одного недостает, чтобы ты был милосерд, и не всегда властию, а также милосердием [старался] подчинять себе народы, — и тогда война, которая ныне у тебя с трех сторон, не будет ни с одной.
      Но какое нам дело? Пусть рассудит в своей мудрости держащийся правды и добра король, пусть рассудят и все благие в подании совета епископы, графы и герцоги. Что же касается до моего, или скорее, Божьего дела, скажу еще одно, и больше ничего не прибавлю. Двум великим бедствиям подверглось слово Божие и воинствующая проповедь Петра среди грубого язычества, и их должна будет сильно ощутить новонасажденная [у Прусов] церковь. Во-первых, государь Болеслав, который охотно взялся поддержать меня средствами духовными и вещественными для обращения Прусов и решился не щадить на это ни каких денег, — вот он остановлен войною, которую [ты], мудрейший король, сделал для него необходимою; пособить мне в деле Евангелия у него нет ни досуга ни средств. Во-вторых: Лютичи — народ языческий и служат кумирам, а Бог не внушил сердцу короля мысли достославною борьбою за Христианство одолеть их, что значит, — по повелению Евангельскому, принудить их вступить [в церковь]. Не была ли бы для короля великая честь и великое дело спасения, стараться, с целью умножения церкви и получения пред Богом имени апостольского, о том, чтобы крестился народ языческий, и помириться с теми, которые могут быть союзниками, но союзниками Христианскими?
      А все зло происходит от того, что ни король не верит Болеславу, ни он разгневанному королю. Увы, бедственные наши времена! О святой император, великий Константин, о лучший образец благочестия, Карл! есть теперь такие, которые преследуют Христианина; нет никого почти, кто бы обращал язычника! Посему, о король, если ты дашь мир Христианам в намерении сражаться, на пользу Христианства, с язычниками, то ощутишь блаженство, когда, покинув все, в последний день стоять будешь пред лицом Владыки, [и стоять будешь] тем более безболезненно и тем более радостно, чем более будешь вспоминать добра, тобою сделанного. Не боитесь ли вы, король, за веру? разве человек, который помнит, какое от этого происходит зло, станет действовать заодно с язычниками? Только невозможного не добивайтесь; все прочее будет так, как угодно вам, королю нашему. Болеслав сей удостоверяет вас, что он вовек вас не оставит, так как его обязанность помогать вам всегда со всею ревностью в покоpении язычников и во всем усeрдно служит вам. О какие блага и выгоды произошли бы для охранения Христианства и обращения язычества, если бы также, как отец Mешко поборал за покойного Императора, так и сын Болеслав действовал заодно с вами, королем нашим, который остался единою надеждою вселенной!
      Между тем да будет известно королю, что епископ наш с отличным монахом, которого вы знаете, Родбертом, отправился за море проповедовать Евангелие Шведам. Как заподлинно сказали прибывшие оттуда с вестями, он, слава Богу, крестил самого государя Шведского, супруга которого была уже давно Христианка. С ним вместе удостоились вскоре той благодати тысяча семь человек из народа. Прочие, в негодовании за это, хотели их убить. Имея надежду впоследствии возвратиться вместе с епископом, они на время все удалились. Посланные разведать об их положении и надеждах на возвращение не приходят назад. Какие бы вести они ни принесли, я себя почту обязанным сообщить их вам в точности, как раб своему государю, который приготовил меня для проповеди Евангельской.
      Что еще скажу? Знайте, — я беру в свидетели Христа, что где только могу, я стараюсь быть ревностнейшим заступником ваших выгод. И не умея, пред лицом Господним, достойно молиться, не престаю вопить, чтобы вас благословила спасительная сила Божия, и во всяком деле сопровождала вас благодатная милость Петра. Вы же не оставляйте подавать нам, какой только можете, совет, какую можете, помощь для обращения Лютичей и Прусов, как подобает благочестивому королю, надежде вселенной: ибо на обращение, благодатию Духа Святого, жестоких сердец сих язычников, должен ныне устремиться наш труд и употреблена быть неутомимо вся наша деятельность, все наше старание, при поборничестве Петра.
      Будь здрав, король, живи истинно для Бога, памятуя о благих делах; окончи век свой устарелым в добродетелях, богатым годами.