Наяснейшому пану, пану Жикгимонъту Третему, Божъю м[и]л[о]стью королю польскому, великому князю литовъскому, рускому, прускому, жомоитъскому, мазовецъкому, ифлянтъскому и иныхъ. Тою жъ Божъю м[и]л[о]стью г[о]с[по]д[а]рю и королю дедичному шведъскому, кготъскому, ванъдальскому и великому княжати финъляньдъскому, пану а пану, пану моему м[и]л[о]стивому.
Были тые часы, наяснейшый милостивый г[о]с[по]д[а]ру королю, коли в томъ згромаженью а посполитован[ь]ю людскомъ, которое мы речью посполитою называем, не правомъ якимъ описанымъ або статутомъ, але только своимъ зданъемъ и уподобанъемъ владность свою г[о]с[по]д[а]ры и короли того света надъ людми ростегали. Але ижъ частокроть от пристойное своее повинности отступовали, а, на свой толко пожытокъ речы натегаючы, о сполное доброе всихъ мало дбали, оттул[ь] то было уросло, же люди, брыдечысе ихъ панованьемъ и звирхностю и не господарми, але тыранами оные называючы, на самом только статуте и праве описаномъ все беспеченство и доброе речы посполитое засажали. А прото онъ великий и зацный филозофъ греческий Арыстотелесъ поведилъ, же тамъ бельлуа, а по-нашому дикое звера, пануеть, где чоловекъ водлугъ уподобанья своего владность свою ростегаеть, а где опятъ право або статутъ гору маеть, там самъ Богъ всимъ владнеть. А тая того естъ причина, же право естъ, яко его другий зацный мудрец выславилъ, онымъ правдивымъ розъсудъкомъ а мудрымъ умыслу чоловечого баченьемъ, которымъ панъ Богъ натуру чоловечую обдарыти рачылъ, абы водлугъ того пристойного а мудрого баченья жывотъ чоловечий такъ справовалъ, яко бы се за тымъ, што естъ почъстивого, завжды удавалъ, а што непочъстивого, абы се того выстерегалъ. Лечъ ижъ не всихъ такъ прироженье справило, абы большей розуму, а нижли маетностей своихъ а бестыяльскихъ попудливостей наследовати мели, тое удило або монъштукъ на зуфальцы панъ Богъ и право его светое вложило, абы тые за неу[ч]ъстивые справы свои слушное каранье, а цнотливые пристойную заплату относили. И тотъ то естъ цель и конецъ всихъ правъ на свете, тымъ все панъства и королевъства стоять и в целости своей захованы бывають, где лихие помъсту, а добрые заплату относят, чого ижъ се завжды тые лекають, которымъ своя воля мила, а розумъ имъ неприетелемъ: ради бы тое удило зъ себе скинули, а права все, абы имъ не пановали, ради бы внивечъ обернули. Показало се то на онъ часъ в оныхъ королевичахъ и млоденъчыкахъ рымъскихъ, которые в объмыслеванью сенаторскомъ, абы тяжкий тежар панованья королевъского або тыраньского зъ себе зложили, а правомъ описанымъ абы се редили - всякимъ способомъ тому забегали млоденъцы, абы жадного такого права надъ собою не узнавали, бо поведали право быти глухое и такое, которое се упросити не дасть, естли в чом чоловекъ выкрочыть, не маеть браку межы убогимъ а богатымъ. А у пана, однакъ, естъ местъце ласки и [з]ахованья, естъ взлядъ на особы. А такъ лепей подъ самою королевъскою [в оригинале: "кыолевъскою"] звирхностью жыти, а нижли ся в такое небеспеченство вдавать, жебы на самой толко невинъности живота и постереган[ь]ю прав щасте свое чоловекъ садити мел. Такая, поведаю, дума естъ, и завжды будеть людей свовольныхъ а неукрочоныхъ, которымъ гроза правъ естъ немила а вшетечное их своей воли завъжды противна, што мы все упатруючи, наяснейший милостивый г[о]с[по]д[а]ру, за щасливый народъ себе быти почитаемъ, которымъ панъ Богъ такие господары и продки вашое королевъское милости дати рачилъ, же не толко абы водлугъ воли и уподобанья своего надъ нами звирхност[ь] свою г[о]с[по]д[а]ръскую ростегати мели, але и сами намъ поводомъ до того были, абысмы собе права, яко найбольшые сторожы посполитое вольности, творыли и болшей владности звирхности господаръской надъ собою не попущали, одно покол бы имъ певную границу панованья ихъ надъ нами права замерили, за што яко славу несмерътелъную въ паметяхъ нашихъ собе зоставяли. Такъ поготовю ваша королевъская милость, нашъ милостивый панъ, имя свое вельце славное межы нами рачылесь учинити, же статутъ новый, а на многихъ местьцахъ от людей мудрыхъ а въ правахъ беглыхъ, з народу нашого на то обраныхъ, поправленый, на томъ першомъ въступку панованья своего рачилесь намъ потвердити. А ижъбы вжо вси суды в томъ панъстве вашое королевъское м[и]л[о]сти, славномъ Великомъ князьстве Литовъскомъ, такъ были отправованы, з ласки своее г[о]с[по]д[а]ръское рачилесь нам позволити, тогды я именемъ всее Речи Посполитое вашой королевъской милости, своему милостивому пану, покоръне за такъ милостивую ласку дякую. А ижемъ тую працу передъ себе взялъ, абымъ тотъ статутъ в друкъ подал, он же вашой к[о]р[олевской] милости офярую яко найвышому сторожу всихъ правъ и вольностей нашихъ, пана Бога просечи, абы онъ д[у]хомъ мудрости и вшелякою делностю [в оригинале: "делности"] вашу королевъскую милость обдарити рачилъ, жебысь намъ ваша королевъская милость такъ щасливе а долго пановалъ, яко бы и фала пана Бога всемогущого черезъ вашу королевъскую милость помножона и вся Речъ Посполитая в целости и в покою была захована, а такъ святобливое надъ нами вашое коро[ле]въское милости панованье ту на томъ свете зъ славою несмертельною, а по смерти живота вечного заплатою было нагорожоно. С тымъ нанизъшие службы мои з вернымъ подъданьством ласце вашое королевъское милости пилне залецаю.
Писанъ у Берестью лѣта от нароженья сына божего 1588 месеца декабра, 1 дня.
Вашое королевъское милости пана, пана моего м[и]л[о]стивого, найнизъший слуга и верный подъданый Лѣвъ Сапега, подъканъцлерый Великого князьства Литовъского.
Перевод (О. Лицкевич, 2002):
Найяснейшему пану Жигимонту [Сигизмунду] Третьему, Божьей милостью королю польскому, великому князю литовскому, русскому, прусскому, жемойтскому, мазовецкому, инфлянтскому и иных [земель]. Тою же Божьей милостью государю и королю наследственному шведскому, готскому, вандальскому и великому князю финляндскому. И пану моему милостивому.
Были некогда времена, найяснейший государь король, когда в том объединении, сиречь сообществе человеческом, которое мы державой, речью посполитой, называем, государи и короли, свою власть над людьми осуществляя, руководствовались не правом писаным, или статутом, а только лишь своим разумением и прихотью. Однако, поскольку они часто отступали от своих, благопристойных обязанностей и заботились лишь о своей корысти, забывая об общем благе всех [граждан], это вело к тому, что недовольные образом их правления люди не государями, а тиранами их звали и залог безопасности и блага речи посполитой видели в одном лишь статуте и праве писаном. Именно на это указывал великий и славный философ греческий Аристотель, [который говорил], что там "бельлуа", а по-нашему дикий зверь владычествует, где человек по прихоти своей властвует, зато где опять право, или статут, имеет главенство, там сам Бог всем правит. А причина тому - то, что право является, по словам другого знаменитого мудреца, тем самым истинным рассудком и мудрым виденьем умысла человеческого, которым Пан Бог изволил одарить натуру человеческую, дабы согласно этому пристойному и мудрому виденью человек жил всегда добросовестно, а недобросовестного бы остерегался. Но поскольку природа распорядилась так, что не все люди приобретают от рождения разума больше, нежели богатств и жестокосердных наклонностей, то поэтому и обуздали Пан Бог и право его святое непокорных этим удилом, дабы недобросовестные люди несли надлежащее наказание за дела свои, равно как и добродетельные люди получали должное вознаграждение. В этом же и есть цель и предназначение права на свете - там государства, королевства прочны и в целости бывают сохранены, где лихие люди - кару, а добрые люди - награду получают.
Того всегда боятся те, кому своевольство мило, а разум - неприятелем. Они бы и рады сбросить это удило, чтобы право главенства не имело, рады обратить [закон] в ничто. Так некогда вели себя оные королевичи и юноши римские, которые всячески препятствовали замыслам сенаторов, желавших скинуть тяжкое иго владычества королевского, или тиранского, и по праву писаному раду чинить. Противились те юноши, не желая никакого над собой такого права иметь, ибо полагали, что право глухо и не даст себя уговорить, если в чем-либо провинится человек, и не делает право различия между убогим и богатым, тогда как пан-господин на лица взирает и у него можно найти и милость, и прибежище. Лучше, [думают такие люди], под самой непосредственно королевской властью жить, нежели так опасно полагаться и счастье свое основывать на одной только лишь безупречности жизни и соблюдении прав. Такая, подчеркиваю, есть точка зрения, и всегда найдутся люди своевольные, непокорные, которым угроза права отнюдь не мила, но противна распущенному их своевольству.
И обозрев все это, найяснейший милостивый государь, мы почитаем себя счастливым народом, ибо Пан Бог нам изволил дать таких государей и предшественников вашей королевской милости, которые не только в правлении своем государевом не руководствовались одним лишь своим разумением и прихотью, но от них самих исходила инициатива к тому, чтобы мы сами бы себе права творили, как наибольшие гарантии вольности посполитой, и не допускали бы над собой чрезмерного владычества государей, а посредством права отмерили бы им определенную границу власти их над нами. И за это навечно в памяти нашей они остались. Тем более так и вы, ваша королевская милость, имя свое в нашем народе изволили увековечить тем, что первым же шагом своего правления изволили нам утвердить Статут новый, исправленный во многих местах людьми мудрыми и сведущими в законах, избранными для того из нашего народа, а также и тем, что изволили нам дать разрешение, чтобы [тем Статутом] руководствовались все суды в этом государстве вашей королевской милости - славном Великом княжестве Литовском. И я, от имени всей державы, речи посполитой, вашу королевскую милость, пана своего милостивого, покорно за столь милостивую ласку благодарю.
А поскольку работу эту я взял на себя и этот Статут в типографскую печать отдал, то его приношу в дар вашей королевской милости, как наивысшему хранителю всех прав и вольностей наших, прося Пана Бога, чтобы он изволил духом мудрости и всяческою удачею в делах вашу королевскую милость одарить, дабы ваша королевская милость, государь правил долго и счастливо. И дабы хвала Пана Бога всемогущего через вашу королевскую милость преумножена была, и вся речь посполитая в целости и покое сохранена была, и столь благочестивое правление вашей королевской милости на этом свете славою бессмертною, а по смерти - наградою вечной жизни было бы вознаграждено. С тем нижайшие службы мои вкупе с подданством верным ласке вашей королевской милости старательно приношу.
Писано в Берестье [Бресте] лета от рождества Сына Божьего 1588, 1 декабря.
Вашей королевской милости, пана моего милостивого нижайший слуга и верный подданный Лев Сапега, подканцлер Великого княжества Литовского.
|